Почему вы начали заниматься футболом в школе «Торпедо»?
Мы жили тогда в Ясеневе и эта школа была ближе всего к дому – простая история. Но однажды московское «Торпедо» распалось на две команды– «Торпедо-Лужники» и «Торпедо-ЗИЛ». «Лужники» взяли под себя школу ФШМ, а «ЗИЛ» опустился в зону КФК, где школ никаких не было. И наш 79-го года выпуск попросту остался не удел. Один парень попал в команду ЗИЛовскую, а остальных раскинули кого куда придется. Нас, шесть или семь человек, взяли в «Спартак», где между школой и дублем был еще один этап – молодежная команда. В «Спартаке» меня и сделали защитником, в школе всегда играл центрального хавбека.

Леонид Федун назвал Игнашевича единственным квалифицированным защитником в стране и посетовал, что вас не разглядели тогда в «Спартаке». А шансы были?
Мы были тогда на виду у руководства клуба, сыграли два матча с дублем, который возглавляли два очень известных специалиста (Сергей Родионов и Федор Черенков. – PROспорт). Но им, видимо, было не до этого. Наверное, выводы о моей игре нельзя было сделать по одной-двум играм. Меня нужно было вести несколько лет, как это происходит во всех школах. Спросите Гинера – он, думаю, практически всех молодых футболистов в нашей школе знает. У меня такой возможности не было.

Романцев не имел возможности узнать, что есть такой футболист в системе клуба?
Теоретически имел. Но разглядеть меня в том положении, в том возрасте и с теми игровыми качествами, которыми я обладал на тот момент, было тяжело.

А что же это за качества? Вы были средним игроком?
Не скажу, что я особенно выделялся среди своих сверстников. Я ведь не играл ни в сборной Москвы, ни в сборных России своего возраста. Моя карьера по-настоящему началась в 18.

Случилось что-то особенное?
Попал я в «Патриот» к Юрию Севидову, как и половина футболистов того молодежного «Спартака». Вариантов других у меня и не было. Ведь, играя в молодежной команде «Спартака», ты думаешь о дубле «Спартака». А в дубль меня не звали. Бизнесмен Сергей Кочкин, фанат футбола, создал «Патриот» и заявился в турнир КФК. И вот, тренируясь и играя там, я почувствовал, что смогу добиться многого.

В какой футбол играют в КФК?
Это примерно как детское первенство Москвы, только играют взрослые люди. Нам платили деньги: по сегодняшним масштабам цен – примерно 300–400 долларов. С учетом того, что все мы были молодые и жили с родителями, этого хватало.

А что за тренеры Юрий Севидов с Юрием Гавриловым? Севидов нам больше знаком в качестве газетного колумниста.
Юрий Васильевич Гаврилов был, скажем так, тренером формальным. Видел я его всего три-четыре раза и какого-то мнения себе не составил. Хотя он даже вместе с нами на поле выходил в нескольких матчах – так, пешочком… А Юрий Александрович – квалифицированный и понимающий в футболе специалист – не смог добиться результата по объективным причинам. В турнире были команды сильнее нашей, потому что у нас почти все футболисты были одного года, а у соперников в составах встречались опытные, поигравшие люди. Но Севидов помог мне найти себя. С его подачи я в тот год съездил на просмотр в «Ростсельмаш» – на смену Лоськову, перешедшему в «Локомотив», на позицию под нападающими. Естественно, вторым Лоськовым не стал.

Потом Севидов вам составил протекцию в Орехово-Зуево. А вы знали, что едете в исторический для российского футбола город?
Это чувствовалось. Стадион был старенький, а болельщики – преклонного возраста. Но скучать не приходилось. В первой лиге приходится много ездить, а при том бюджете, который был у нас, приключения бывали невероятные. Вот, например, выезд Чита – Красноярск. Сначала едем на автобусе два часа до Москвы, потом пять часов летим до Красноярска, прилетаем утром. Ждем до вечера поезда в Читу. Дают суточные – 500 рублей, на которые все себя занимают, как умеют: кто пирожков купит, кто мороженым объедается. На поезде до Читы едем двое суток. И питаемся тем, что бабушки на перроны приносят: огурчики, омуль разного копчения… В Читу прибываем утром в день игры. Проигрываем 0:1, причем «убивают» внаглую. Судьи боковые смотрят на наши недоуменные лица и открыто смеются. Вечером садимся в обратный поезд до Красноярска. Едем двое суток, приезжаем в день игры. Выигрываем 1:0, «убивают», проигрываем 1:2, летим домой.

«Крылья Советов», 1999
Первый матч в высшей лиге – 22 августа 1999, «Жемчужина»
Первый гол в высшей лиге – 25 сентября 1999, «Алания»
Игрок молодежной сборной России, 2000
«Локомотив», 2001
Чемпион России, 2002

Переезд в Самару был следующим шагом вперед?
Я отыграл в первой лиге 17 матчей и, думаю, не без участия все того же Кочкина отправился на просмотр к Тарханову. Тогда они с Германом Ткаченко начинали создавать команду, которая впоследствии выиграла бронзу. Просмотр длился всего пять дней, потому что завершался трансферный период. И чем-то я, видимо, Александру Федоровичу приглянулся. Уже через две или три недели вышел на свой первый матч в высшей лиге – с «Жемчужиной». Перед тем команда неудачно сыграла в Раменском, Тарханов остался недоволен большой группой футболистов и заявил, что в следующем матче выходят молодые. Эмоций у меня было море. Очень волновался, много суетился. Не удался мне этот матч, сыграл на троечку, и на следующий меня не поставили. Но вскоре в силу каких-то кадровых причин опять предоставили шанс. Мы играли во Владикавказе, сыграли 1:1, я забил случайный гол. Мяч срикошетил от Чайки, был такой игрок у Газзаева (кстати, команде Газзаева я впервые забил в высшей лиге!), и влетел в ворота. И все. На эмоциональном подъеме я удачно сыграл следующий матч с «Ураланом». Удачно – лично я. Команда проиграла 0:1. Но меня газеты признали лучшим, я почувствовал уверенность, заработал хорошую репутацию у тренера и все остальные матчи провел в основном составе. Играл я в Самаре переднего защитника, а последнего – Александр Бородюк. С тех пор и поддерживаем с ним приятельские отношения.

Почему, собравшись в «Торпедо», вы оказались в «Локомотиве»?
В Самару приехал торпедовский представитель, привез мне контракт. Я его почитал: условия были примерно те же, но я понимал, что все равно иду на повышение, к тому же домой еду, в Москву. Подписал. Тарханов мне говорил, что правильнее еще на год задержаться, но я поступал так, как считал нужным. Уже морально готовил себя к тому, что следующий сезон начну в «Торпедо», и меня оттуда за пять-шесть туров до конца попросили себя поберечь, по возможности даже не играть за «Крылья». В декабре приехал в Москву и узнал от Бородюка, что мной интересуется «Локомотив». Видимо, не без его помощи это получилось. Я встретился с Семиным. В то время в команде было 10 или 11 защитников, но Юрий Палыч сказал: вижу, мол, в тебе игрока основного состава, дерзай. Мне этого было достаточно. Все-таки «Локомотив» был более стабильный клуб с высокими задачами, и я решил, что мой рост в нем пойдет быстрее – если, конечно, окажусь в основном составе, а я чувствовал в себе такие силы.
И встречу с торпедовским руководителем Владимиром Алешиным вы, видимо, начали с извинений?
Нет, не извинялся. Просто сказал, что хочу в «Локомотив», а не «Торпедо». В ответ он мне обрисовал мои перспективы в «Торпедо», и главный аргумент был в том, что мне, футболисту из «Крыльев», в «Лужниках» было бы закрепиться проще. Но при этом он сказал, что если я хочу в «Локомотив», то препятствий он чинить не станет. Контракт разорвали.

В «Локомотиве», где едва ли не десяток игроков обороны собрался, недовольные защитники на скамейке были?
Лично мне Семин доверял. Наверное, потому что я хорошо показал себя на сборах. Как и Лекхето, кстати, который тоже тогда пришел в команду и стал играть в стартовом составе на левой бровке. Справа менялись Евсеев и Лаврик, последнего играл Чугайнов, а мы с Нижегородовым– в центре персонально по игроку. Изнурительное это дело – бегать за своим нападающим. В первом тайме он один, во втором на замену другой выходит. Но мы с Геной были самые молодые в команде– мне 21, ему 23, сил – вагон, вот и бегали. Причем проще было с форвардами из сильных клубов: они меньше бегали, больше головой думали. А из нижней части таблицы… Помню, с Сафроновым из «Факела» проблемы были.

Диалоги с форвардами во время совместных забегов возникали?
Нет, они не обращали внимания на наши слова. Прошли те времена, когда желтые карточки давали только за переломы и защитник мог одним словом прогнать нападающего из своей зоны.

ЦСКА, 2004
Чемпион России, 2005 и 2006
Обладатель Кубка УЕФА, 2004/2005
Капитан ЦСКА и вице-капитан сборной России

Из «Локомотива» у вас уйти по-хорошему не получилось.
Я Юрию Палычу благодарен, при нем я стал одним из ведущих защитников страны, чемпионат выиграл. Но начали закрадываться сомнения. Стал я думать о грядущей смене поколений в «Локомотиве», которая в итоге и случилась через два года. Многовато у нас было возрастных футболистов. Я-то сам вряд ли мог под «чистку» попасть, но размышлял глобально, о перспективах команды вообще. И еще тяжело было с Семиным. В 2002-м мы стали чемпионами, а в 2003-м у нас не получилось. Юрий Палыч переживал, и на нас это отражалось. В итоге я сказал Филатову, что меня устроит вариант перехода в любой из трех-четырех ведущих клубов элитной европейской пятерки. Если такое предложение не поступит – уйду. Получил хорошее предложение от ЦСКА. Встретился с Гинером и Газзаевым. Армейский президент сразу показал себя человеком, уверенным в себе и не говорящим глупостей. А Газзаев меня знал по молодежной сборной. Он там интересовался, когда заканчивается мой контракт с «Локомотивом». И тогда еще не подозревал, что в следующем сезоне у ЦСКА будет другой тренер.

И как вам с португальцем работалось?
Гинер мне сказал, что в команду придет либо Купер, либо Жорже. Купер тогда в «Интере» работал и считался тренером сильным, а о Жорже говорили только его прошлые результаты, и чувства в отношении него у меня были какие-то непонятные. Но мы все в основном были молодые ребята, и появилась в команде свобода, после газзаевского-то режима. Раньше, например, на теорию команда собиралась минут за 15–20 до начала. И вот мы по привычке приходим на теорию к Жорже заранее, без четверти четыре. Он смотрит – полный зал. Уходит пить кофе. Возвращается в четыре – полный зал. Уходит снова. Приходит в начале пятого испрашивает: все в сборе? А люди уже еле сидят, не знают, куда себя деть. На сборах через неделю после отпуска играли с «Аяксом» два тайма по 30 минут, выиграли 1:0. А через три дня – с «Кельном», уже два по 45, и проиграли 1:9. По башке получил тренер по физподготовке, который якобы нас загнал, а нам Жорже после этого дал два выходных и на следующий день повел в зоопарк. На этих сборах у нас по одной тренировке в день было, такое сейчас и представить себе нельзя! Мы спокойно переодевались в гражданское, уходили в город, сидели в ресторанах. У ребят было по три-четыре килограмма лишнего веса: при такой халяве держать себя в форме тяжело… Ну представьте себе, мы группами по пять-шесть человек оставляли почти каждый день по тысяче евро в ресторанах. Ужинали только там! Да и Жорже с нами тоже после обеда в город шел, смеялись вместе…

Это не снижало уважения к тренеру?
Да вы что! Мы его очень любили. Хотя и понимали, что результаты немножко не те и, значит, не все он делает правильно. Но жили хорошо! На той же теории, случалось, тренер называл всего 10 игроков. И братьев при этом именовал исключительно Березовскими. Помню, в Испании на сборах Жорже называет 10 фамилий. А Киря (Кириченко. – PROспорт) сидит и, не понимая, в составе он или нет, спохватывается и спрашивает: а кто одиннадцатый-то? Нападающий второй? Жорже ему: ты! А Киря: ну, хорошо! Вот так и играли.

После победы в Кубке УЕФА португальские газеты вспомнили Жорже, который якобы заложил основы вашего триумфа. А вас тогда назвали «брендом Чувашии».
Незадолго до этого мама съездила туда, на свою родину, и каким-то образом с ней связались. Сам я был в Чувашии всего пару раз ребенком. И когда мне с местного телевидения позвонили, сказал, что уважаю тамошний народ, хорошие воспоминания остались о Чувашии, как рыбку в деревне ловил. Они попросили высказать пожелания местным детям. Спрашивали: как ты выиграл? Ты же вроде наш… По просьбе мамы отправил туда большую сумку бутс – по базе прошелся, у ребят ненужные собрал и послал.

Начиналась ваша армейская карьера достойно: уже во втором туре поцапались с Булыкиным и получили по пять матчей дисквалификации.
Просто Дима в верховой борьбе меня два раза ударил локтем в нос и ни разу при этом не извинился. А Валентин Иванов, который судил матч, эти эпизоды пропускал. Вот и все.
И началась истерика в прессе: как же так, в год чемпионата Европы без практики остались наш ведущий защитник и наш ведущий форвард… Меня это не напрягало. Я всегда спокойно отношусь к событиям, которые происходят вокруг меня – в прессе и не только. Я живу по своим принципам, а не по тем, которые кто-то для меня придумывает, или по тем, по которым живут и играют другие футболисты. То есть был спокоен. Получил пять матчей, надеялся, что срок скостят до трех. Поддерживал форму, сыграл пару матчей за дубль, готовился к Евро. Времени еще было достаточно.

И что же это за принципы? Газет с утра не читать?
Не в этом дело. Просто я делаю то, что мне нужно, и ни на кого не смотрю.

А на «братьев Березовских»? Им ведь в ходе игры подсказывать нужно.
Схема нашей игры проста: как в других командах играют четыре защитника, так мы играем втроем, те же самые перемещения. Просто иногда нас страхуют крайние хавбеки. Вот и все. А позиция моя такова, что я должен разговаривать на поле. Я ведь из полевых игроков располагаюсь ближе всех к воротам, поэтому подсказываю всем: вратарю, защитникам, полузащитникам и даже форвардам.

Горько было ведущему защитнику сборной Ярцева пропустить чемпионат Европы-2004?
Колено у меня болело еще до того злополучного матча с «Шинником», и были подозрения, что хорошо бы ему дать паузу. Играть приходилось сначала на идеальном поле в Болгарии, потом на искусственном – за дубль, дальше на сухом– в Ростове и, наконец, в жиже на «Динамо». Вот колено мое и не выдержало. Я к этому спокойно отношусь, что не поехал на чемпионат Европы. Ну что же поделать, если у меня не было такой возможности, даже теоретической? Вот нет у меня сейчас возможности играть в «Челси» или «Милане» – я и к этому спокойно отношусь.

А когда начнете жалеть о чем-то?
Никогда. Я самодостаточный человек. Не жалею ни о чем в жизни.

Но травма – это ведь случай.
А я оптимист по натуре. Когда понял, что не еду в Португалию, подумал: хорошо, у меня нарисовался отпуск.

Когда вы, закрытый от журналистов человек, в разгар сезона сами позвонили в «Спорт-Экспресс», это многих шокировало. Накипело?
Мы приехали из Томска, где провели тяжелый матч, выиграли 1:0. И я был в шоке от той реакции, которую эта игра вызвала в стране. Все считали, что мы там договорной матч провели и вообще в чемпионате у ЦСКА много подозрительных игр. Хотя я не могу вспомнить, когда против нас кто-то не выкладывался – наоборот, все выходят с огромной мотивацией. Было обидно. Со стороны нашего клуба не последовало никакой реакции, и это, считаю, правильно, потому что на глупости такого рода и не надо никогда отвечать.

Но ведь и вы раньше не отвечали.
Не отвечал, но тут, приехав из Томска, включил телевизор, посмотрел «90 минут» по «НТВ-Плюс». Там большая группа журналистов и даже Юрий Александрович Севидов – все в один голос говорили о «договорном характере матча». Я сразу залез в интернет: Маслаченко о том же пишет в «Советском спорте». Я просто в шоке был. Приехал на тренировку, смотрим с ребятами друг на друга и говорим только об этом: почему? за что? Но журналисты – это ладно, это особый разговор. Если бы только они, я бы не выступал. Но там слово взяли футболисты. Уважаемые, из ведущих клубов. Одновременно! И я не выдержал.

А мысли для начала позвонить Лоськову и выяснить, что он имел в виду, не возникло?
Ну да, а потом позвонить Быстрову, Титову и Аршавину? Зачем? Я один раз все сказал, и всем все стало ясно.

Но, если вас Титов обидел, зачем же вы в матче с Эстонией попросили Алдонина капитанскую повязку именно спартаковцу передать?
То, что он так высказался в прессе, я посчитал неправильным. Но на этом все и закончилось. Потом я высказал свое мнение на этот счет, и эта проблема закрылась. На поле у нас одна цель, и в сборной я не могу отвлекаться на мысли, что Титов спартаковец, что он плохо относится к ЦСКА. Я понимал, что он самый опытный и мастеровитый. А как же я иначе мог поступить?

Неужели мысли про опытного и мастеровитого всплыли в голове быстрее обиды?
Да. На автомате просто. Там пауза возникла, я пошел разговаривать с арбитром – попросить его, чтобы время прибавил. И в этот момент ко мне подошел Алдонин, и мне пришлось разговаривать с обоими. Ну и попросил я Женю Титову повязку отдать.

Подкат Аршавина, лишившего вас трудоспособности, тоже забыли?
Все мои эмоции при мне остаются.

На легендарной пресс-конференции в Лондоне вам ведь довелось сидеть рядом с Газзаевым, когда он рассказывал анекдот?
Да. Анекдот этот я знал и раньше, и до последнего мгновения надеялся, что Валерий Георгиевич как-нибудь смягчит концовку. Не думал, что будет так жестко. Я знаю Газзаева, и меня эта ситуация не шокировала. Но я понимал, как может это воспринять наша общественность, и вот это меня немного настораживало.

То есть Газзаев имеет такое обыкновение – сыпать анекдотами?
Да-да, я же и говорю – знаю Валерия Георгиевича. Он может сказать что-нибудь такое. Это в его духе.

Вас тоже, вопреки расхожему мнению, нельзя назвать молчуном. Откуда же этот образ?
Меня как-то спрашивали, были ли случаи, когда про меня газеты писали глупости? Я отвечал: да, были. Но это не значит, что после них я принципиально не общаюсь с журналистами. Я делаю это тогда, когда считаю нужным, когда хочу этого. А после игры на эмоциях выговаривать примитивные фразы о том, что нам сказал тренер в перерыве или как мне показался сегодняшний соперник, – это мне неинтересно.

РОМАН ТРУШЕЧКИН